Форум » Беседы форумчан "о том-о сем" » Л.Толстой. Анна Каренина » Ответить
Л.Толстой. Анна Каренина
Lev Grigorevich: Есть у Л.Толстого в его романе "Анна Каренина" две маленькие сюжетные линии,лица и сюжеты которой,не являясь внешней смысловой основой повествования,показывают:как проявляется истинное Откровение в творчестве. То Откровение от самой глубокой мистической глубины. Первый сюжет ;Косцы Левина(Часть 3 гл.4)[more]На другое утро Константин Левин встал раньше обыкновенного, но хозяйственные распоряжения задержали его, и когда он приехал на покос, косцы шли уже по второму ряду. Еще с горы открылась ему под горою тенистая, уже скошенная часть луга, с сереющими рядами и черными кучками кафтанов, снятых косцами на том месте, откуда они зашли первый ряд. По мере того как он подъезжал, ему открывались шедшие друг за другом растянутою вереницей и различно махавшие косами мужики, кто в кафтанах, кто в одних рубахах. Он насчитал их сорок два человека. Они медленно двигались по неровному низу луга, где была старая запруда. Некоторых своих Левин узнал. Тут был старик Ермил в очень длинной белой рубахе, согнувшись махавший косой; тут был молодой малый Васька, бывший у Левина в кучерах, с размаха бравший каждый ряд. Тут был и Тит, по косьбе дядька Левина, маленький, худенький мужичок. Он, не сгибаясь, шел передом, как бы играя косой, срезывая свой широкий ряд. Левин слез с лошади и, привязав ее у дороги, сошелся с Титом, который, достав из куста вторую косу, подал ее. – Готова, барин; бреет, сама косит, – сказал Тит, с улыбкой снимая шапку и подавая ему косу. Левин взял косу и стал примериваться. Кончившие свои ряды, потные и веселые косцы выходили один за другим на дорогу и, посмеиваясь, здоровались с барином. Они все глядели на него, но никто ничего не говорил до тех пор, пока вышедший на дорогу высокий старик со сморщенным и безбородым лицом, в овчинной куртке, не обратился к нему. – Смотри, барин, взялся за гуж, не отставать! – сказал он, и Левин услыхал сдержанный смех между косцами. – Постараюсь не отстать, – сказал он, становясь за Титом и выжидая времени начинать. – Мотри, – повторил старик. Тит освободил место, и Левин пошел за ним. Трава была низкая, придорожная, и Левин, давно не косивший и смущенный обращенными на себя взглядами, в первые минуты косил дурно, хотя и махал сильно. Сзади его послышались голоса: – Насажена неладно, рукоятка высока, вишь, ему сгибаться как, – сказал один. – Пяткой больше налягай, – сказал другой. – Ничего, ладно, настрыкается, – продолжал старик. – Вишь, пошел… Широк ряд берешь, умаешься… Хозяин, нельзя, для себя старается! А вишь, подрядье то! За это нашего брата по горбу, бывало. Трава пошла мягче, и Левин, слушая, но не отвечая и стараясь косить как можно лучше, шел за Титом. Они прошли шагов сто. Тит все шел, не останавливаясь, не выказывая ни малейшей усталости; но Левину уже страшно становилось, что он не выдержит: так он устал. Он чувствовал, что махает из последних сил, и решился просить Тита остановиться. Но в это самое время Тит сам остановился и, нагнувшись, взял травы, отер косу и стал точить. Левин расправился и, вздохнув, оглянулся. Сзади его шел мужик и, очевидно, также устал, потому что сейчас же, не доходя Левина, остановился и принялся точить. Тит намочил свою косу и косу Левина, и они пошли дальше. На втором приеме было то же. Тит шел мах за махом, не останавливаясь и не уставая. Левин шел за ним, стараясь не отставать, и ему становилось все труднее и труднее: наступала минута, когда, он чувствовал, у него не остается более сил, но в это самое время Тит останавливался и точил. Так они прошли первый ряд. И длинный ряд этот показался особенно труден Левину; но зато, когда ряд был дойден и Тит, вскинув на плечо косу, медленными шагами пошел заходить по следам, оставленным его каблуками по прокосу, и Левин точно так же пошел по своему прокосу, – несмотря на то, что пот катил градом по его лицу и капал с носа и вся спина его была мокра, как вымученная в воде, ему было очень хорошо. В особенности радовало его то, что он знал теперь, что выдержит. Его удовольствие отравилось только тем, что ряд его был нехорош. «Буду меньше махать рукой, больше всем туловищем», – думал он, сравнивая как по нитке обрезанный ряд Тита со своим раскиданным и неровно лежащим рядом. Первый ряд, как заметил Левин, Тит шел особенно быстро, вероятно желая попытать барина, и ряд попался длинен. Следующие ряды были уже легче, но Левин все таки должен был напрягать все свои силы, чтобы не отставать от мужиков. Он ничего не думал, ничего не желал, кроме того, чтобы не отстать от мужиков и как можно лучше сработать. Он слышал только лязг кос и видел пред собой удалявшуюся прямую фигуру Тита, выгнутый полукруг прокоса, медленно и волнисто склоняющиеся травы и головки цветов около лезвия своей косы и впереди себя конец ряда, у которого наступит отдых. Не понимая, что это и откуда, в середине работы он вдруг испытал приятное ощущение холода по жарким вспотевшим плечам. Он взглянул на небо во время натачиванья косы. Набежала низкая, тяжелая туча, и шел крупный дождь. Одни мужски пошли к кафтанам и надели их; другие, точно так же как Левин, только радостно пожимали плечами под приятным освежением. Прошли еще и еще ряд. Проходили длинные, короткие, с хорошею, с дурною травой ряды. Левин потерял всякое сознание времени и решительно не знал, поздно или рано теперь. В его работе стала происходить теперь перемена, доставлявшая ему огромное наслаждение. В середине его работы на него находили минуты, во время которых он забывал то, что делал, ему становилось легко, и в эти же самые минуты ряд его выходил почти так же ровен и хорош, как и у Тита. Но только что он вспоминал о том, что он делает, и начинал стараться сделать лучше, тотчас же он испытывал всю тяжесть труда, и ряд выходил дурен. Старик, прямо держась, шел впереди, ровно и широко передвигая вывернутые ноги, и точным и ровным движеньем, не стоившим ему, по видимому, более труда, чем маханье руками на ходьбе, как бы играя, откладывал одинаковый, высокий ряд. Точно не он, а одна острая коса сама вжикала по сочной траве. Сзади Левина шел молодой Мишка. Миловидное молодое лицо его, обвязанное по волосам жгутом свежей травы, все работало от усилий; но как только взглядывали на него, он улыбался. Он, видимо, готов был умереть скорее, чем признаться, что ему трудно. Левин шел между ними. В самый жар косьба показалась ему не так трудна. Обливавший его пот прохлаждал его, а солнце, жегшее спину, голову и засученную по локоть руку, придавало крепость и упорство в работе; и чаще и чаще приходили те минуты бессознательного состояния, когда можно было не думать о том, что делаешь. Коса резала сама собой. Это были счастливые минуты. Еще радостнее были минуты, когда, подходя к реке, в которую утыкались ряды, старик обтирал мокрою густою травой косу, полоскал ее сталь в свежей воде реки, зачерпывал брусницу и угощал Левина. – Ну ка, кваску моего! А, хорош? – говорил он, подмигивая. И действительно, Левин никогда не пивал такого напитка, как эта теплая вода с плавающею зеленью и ржавым от жестяной брусницы вкусом. И тотчас после этого наступала блаженная медленная прогулка с рукой на косе, во время которой можно было отереть ливший пот, вздохнуть полною грудью и оглядеть всю тянущуюся вереницу косцов и то, что делалось вокруг, в лесу и в поле. Чем долее Левин косил, тем чаще и чаще он чувствовал минуты забытья, при котором уже не руки махали косой, а сама коса двигала за собой все сознающее себя, полное жизни тело, и, как бы по волшебству, без мысли о ней, работа правильная и отчетливая делалась сама собой. Это были самые блаженные минуты. Трудно было только тогда, когда надо было прекращать это сделавшееся бессознательным движенье и думать, когда надо было окашивать кочку или невыполонный щавельник. Старик делал это легко. Приходила кочка, он изменял движенье и где пяткой, где концом косы подбивал кочку с обеих сторон коротенькими ударами. И, делая это, он все рассматривал и наблюдал, что открывалось перед ним, то он срывал кочеток, съедал его или угощал Левина, то отбрасывал носком косы ветку, то оглядывал гнездышко перепелиное, с которого из под самой косы вылетала самка, то ловил козюлю, попавшуюся на пути, и, как вилкой подняв ее косой, показывал Левину и отбрасывал.[/more] .................................................................................... и "Картина художника Михайлова"(Часть 5 гл.9-10)[more]Вронский взглянул тоже в окно и в глаза Анны и, тотчас же оборотившись к Голенищеву, сказал: – А ты знаешь эгого Михайлова? – Я его встречал. Но он чудак и без всякого образования. Знаете, один из этих диких новых людей, которые теперь часто встречаются; знаете, из тех вольнодумцев, которые d\'emblee воспитаны в понятиях неверия, отрицания и материализма. Прежде, бывало, – говорил Голенищев, не замечая или не желая заметить, что и Анне и Вронскому хотелось говорить, – прежде, бывало, вольнодумец был человек, который воспитался в понятиях религии, закона, нравственности и сам борьбой и трудом доходил до вольнодумства; но теперь является новый тип самородных вольнодумцев, которые вырастают и не слыхав даже, что были законы нравственности, религии, что были авторитеты, а которые прямо вырастают в понятиях отрицания всего, то есть дикими. Вот он такой. Он сын, кажется, московского камер лакея и не получил никакого образования. Когда он поступил в Академию и сделал себе репутацию, он, как человек неглупый, захотел образоваться. И обратился к тому, что ему казалось источником образования, – к журналам. И понимаете, в старину человек, хотевший образоваться, положим француз, стал бы изучать всех классиков: и богословов, и трагиков, и историков, и философов, и, понимаете, весь труд умственный, который бы предстоял ему. Но у нас теперь он прямо попал на отрицательную литературу, усвоил себе очень быстро весь экстракт науки отрицательной, и готов. И мало того: лет двадцать тому назад он нашел бы в этой литературе признаки борьбы с авторитетами, с вековыми воззрениями, он бы из этой борьбы понял, что было что то другое; но теперь он прямо попадает на такую, в которой даже не удостоивают спором старинные воззрения, а прямо говорят: ничего нет, evolution, подбор, борьба за существование – и все. Я в своей статье… – Знаете что, – сказала Анна, уже давно осторожно переглядывавшаяся с Вронским и знавшая, что Вронского не интересовало образование этого художника, а занимала только мысль помочь ему и заказать ему портрет. – Знаете что? – решительно перебила она разговорившегося Голенищева. – Поедемте к нему! Голенищев опомнился и охотно согласился. Но так как художник жил в дальнем квартале, то решили взять коляску. Через час Анна рядом с Голенищевым и с Вронским на переднем месте коляски подъехали к новому красивому дому в дальнем квартале. Узнав от вышедшей к ним жены дворника, что Михайлов пускает в свою студию, но что он теперь у себя на квартире в двух шагах, они послали ее к нему с своими карточками, прося позволения видеть его картины. X Художник Михайлов, как и всегда, был за работой, когда ему принесли карточки графа Вронского и Голенищева. Утро он работал в студии над большою картиной. Придя к себе, он рассердился на жену за то, что она не умела обойтись с хозяйкой, требовавшею денег. – Двадцать раз тебе говорил, не входи в объяснения. Ты и так дура, а начнешь по итальянски объясняться, то выйдешь тройная дура, – сказал он ей после долгого спора. – Так ты не запускай, я не виновата. Если б у меня были деньги… – Оставь меня в покое, ради бога! – воскликнул со слезами в голосе Михайлов и, заткнув уши, ушел в свою рабочую комнату за перегородкой и запер за собой дверь. «Бестолковая!» – сказал он себе, сел за стол и, раскрыв папку, тотчас с особенным жаром принялся за начатый рисунок. Никогда он с таким жаром и успехом не работал, как когда жизнь его шла плохо, и в особенности, когда он ссорился с женой. «Ах! провалиться бы куда нибудь!» – думал он, продолжая работать. Он делал рисунок для фигуры человека, находящегося в припадке гнева. Рисунок был сделан прежде; но он был недоволен им. «Нет, тот был лучше… Где он?» Он пошел к жене и, насупившись, не глядя на нее, спросил у старшей девочки, где та бумага, которую он дал им. Бумага с брошенным рисунком нашлась, но была испачкана и закапана стеарином. Он все таки взял рисунок, положил к себе на стол и, отдалившись и прищурившись, стал смотреть на него. Вдруг он улыбнулся и радостно взмахнул руками. – Так, так! – проговорил он и тотчас же, взяв карандаш, начал быстро рисовать. Пятно стеарина давало человеку новую позу. Он рисовал эту новую позу, я вдруг ему вспомнилось с выдающимся подбородком энергическое лицо купца, у которого он брал сигары, и он это самое лицо, этот подбородок нарисовал человеку. Он засмеялся от радости. Фигура вдруг из мертвой, выдуманной стала живая и такая, которой нельзя уже было изменить. Фигура эта жила и была ясно и несомненно определена. Можно было поправить рисунок сообразно с требованиями этой фигуры, можно и должно даже было иначе расставить ноги, совсем переменить положение левой руки, откинуть волосы. Но, делая эти поправки, он не изменял фигуры, а только откидывал то, что скрывало фигуру. Он как бы снимал с нее те покровы, из за которых она не вся была видна; каждая новая черта только больше выказывала всю фигуру во всей ее энергической силе, такою, какою она явилась ему вдруг от произведенного стеарином пятна. Он осторожно доканчивал фигуру, когда ему принесли карточки. – Сейчас, сейчас! Он прошел к жене. – Ну полно, Саша, не сердись! – сказал он ей, робко и нежно улыбаясь. – Ты была виновата. Я был виноват. Я все устрою. – И, помирившись с женой, он надел оливковое с бархатным воротничком пальто и шляпу и пошел в студию. Удавшаяся фигура уже была забыта им. Теперь его радовало и волновало посещение его студии этими важными русскими, приехавшими в коляске. О своей картине, той, которая стояла теперь на его мольберте, у него в глубине души было одно суждение – то, что подобной картины никто никогда не писал. Он не думал, чтобы картина его была лучше всех Рафаелевых, но он знал, что того, что он хотел передать и передал в этой картине, никто никогда не передавал. Это он знал твердо и знал уже давно, с тех пор как начал писать ее; но суждения людей, какие бы они ни были, имели для него все таки огромную важность и до глубины души волновали его. Всякое замечание, самое ничтожное, показывающее, что судьи видят хоть маленькую часть того, что он видел в этой картине, до глубины души волновало его. Судьям своим он приписывал всегда глубину понимания больше той, какую он сам имел, и всегда ждал от них чего нибудь такого, чего он сам не видал в своей картине. И часто в суждениях зрителей, ему казалось, он находил это.[/more] ........................................................................ [quote]Первый ряд, как заметил Левин, Тит шел особенно быстро, вероятно желая попытать барина, и ряд попался длинен. Следующие ряды были уже легче, но Левин все таки должен был напрягать все свои силы, чтобы не отставать от мужиков. Он ничего не думал, ничего не желал, кроме того, чтобы не отстать от мужиков и как можно лучше сработать. Он слышал только лязг кос и видел пред собой удалявшуюся прямую фигуру Тита, выгнутый полукруг прокоса, медленно и волнисто склоняющиеся травы и головки цветов около лезвия своей косы и впереди себя конец ряда, у которого наступит отдых. Не понимая, что это и откуда, в середине работы он вдруг испытал приятное ощущение холода по жарким вспотевшим плечам. Он взглянул на небо во время натачиванья косы. Набежала низкая, тяжелая туча, и шел крупный дождь. Одни мужски пошли к кафтанам и надели их; другие, точно так же как Левин, только радостно пожимали плечами под приятным освежением. Прошли еще и еще ряд. Проходили длинные, короткие, с хорошею, с дурною травой ряды. Левин потерял всякое сознание времени и решительно не знал, поздно или рано теперь. В его работе стала происходить теперь перемена, доставлявшая ему огромное наслаждение. В середине его работы на него находили минуты, во время которых он забывал то, что делал, ему становилось легко, и в эти же самые минуты ряд его выходил почти так же ровен и хорош, как и у Тита. Но только что он вспоминал о том, что он делает, и начинал стараться сделать лучше, тотчас же он испытывал всю тяжесть труда, и ряд выходил дурен.[/quote] ............................................................................................................................. [quote]Никогда он с таким жаром и успехом не работал, как когда жизнь его шла плохо, и в особенности, когда он ссорился с женой. «Ах! провалиться бы куда нибудь!» – думал он, продолжая работать. Он делал рисунок для фигуры человека, находящегося в припадке гнева. Рисунок был сделан прежде; но он был недоволен им. «Нет, тот был лучше… Где он?» Он пошел к жене и, насупившись, не глядя на нее, спросил у старшей девочки, где та бумага, которую он дал им. Бумага с брошенным рисунком нашлась, но была испачкана и закапана стеарином. Он все таки взял рисунок, положил к себе на стол и, отдалившись и прищурившись, стал смотреть на него. Вдруг он улыбнулся и радостно взмахнул руками. – Так, так! – проговорил он и тотчас же, взяв карандаш, начал быстро рисовать. Пятно стеарина давало человеку новую позу. Он рисовал эту новую позу, я вдруг ему вспомнилось с выдающимся подбородком энергическое лицо купца, у которого он брал сигары, и он это самое лицо, этот подбородок нарисовал человеку. Он засмеялся от радости. Фигура вдруг из мертвой, выдуманной стала живая и такая, которой нельзя уже было изменить. Фигура эта жила и была ясно и несомненно определена.[/quote] ....................................................................................................... Левин,не будучи спецом в покосе,профан в этой работе,в точке потере самооценки своей деятельности и своего"я",чудесно приобретает результат, навыки к которому никогда не имел в результате обучения и труда!.. и это чудо тут же терялось стоило лишь начать самонаблюдение и самоосознание,т е самооценку Художник Михайлов,находясь в отвратительнейших условиях для творчества(что так же способствует потери самоосознания и себя),создаёт шедевр,благодаря...стеариновому пятну на холсте!Грязи!
Ответов - 8
Павел Владимирович: Чего-то я не понял, о чем автор поста хотел поведать, что сказать? Мультик еще какой-то...
Lev Grigorevich: Павел Владимирович пишет: Чего-то я не понял, о чем автор поста хотел поведать, что сказать? Мультик еще какой-то... То,что способности,навыки,знания,духовность не приобретаются,по сути,во времени,а во всей своей полноте являются тобой,и не есть преобретенье из несуществующего в существующее) Помогло? т.е всякий человек носит в себе полноту всего,а проявляется лишь то, что в сию минуту должно проявится согласно Промышлению.И вот тут "свободная воля" и "частная индивидуальность" помехи на пути богооткровенного мастерства. Не случайно же подмастерьи,ученики музыкантов и иноческие послушники отдавались в полное послушание Мастерам своего дела. Это была мистерия смерти ученика:он растворяется в знании и опыте своего учителя,соглашаясь со своей профанностью,что равноценно инициированной смерти Это относится и к техническому мастерству и к художественному творчеству. В приведенной цитате романа Левин потерял себя несколько по другому Левин все таки должен был напрягать все свои силы, чтобы не отставать от мужиков. Он ничего не думал, ничего не желал, кроме того, чтобы не отстать от мужиков и как можно лучше сработать. Он слышал только лязг кос и видел пред собой удалявшуюся прямую фигуру Тита Левин потерял всякое сознание времени и решительно не знал, поздно или рано теперь. ... В середине его работы на него находили минуты, во время которых он забывал то, что делал, ему становилось легко, и в эти же самые минуты ряд его выходил почти так же ровен и хорош, как и у Тита. вот так! А стоило только начать самооценку себя получалось Но только что он вспоминал о том, что он делает, и начинал стараться сделать лучше, тотчас же он испытывал всю тяжесть труда, и ряд выходил дурен Об этом говорил великий мистик Европы Густав Майринк: "..ТВОРИ, НЕ ЗНАЯ, ЧТО ТВОРИШЬ.."
Lev Grigorevich: Ден пишет: Просто шумерский не знаю! Как и все остальные языки планеты, кроме русского Ну мы ж помним в результате чего появилось множество языков:вавилонское столпотворение... Разговор о не знании или незнании языков,а о знании как таковом в принципе. у Л.Толстого Левин не знал,как правильно косить траву косой,никто его этому предварительно не научил,и,естественно, до тех пор пока он силился сделать всё как находящиеся рядом мужики косцы-знатоки,получалось плохо.. Оно и понятно:для осознанного научения знаниям требуется движение опыта во времени(т.е. учёба),а у Левина этого времени не было. ...И вот тут происходит нечто:в момент,когда измученный профан теряет самоосознание себя он,ПОМИМО ОПЫТА,ВОПРЕКИ ОТСУТСТВИЯ ПРИОБРЕТЕННЫХ ЗНАНИЙ СРАВНИВАЕТСЯ ПО КАЧЕСТВУ РЕЗУЛЬТАТА С МАСТЕРАМИ Павел Владимирович пишет: Мультик еще какой-то... Опыт Юнга. В данном контексте показывает,что число,время,пространство,качество,форма(то есть всё твёрдое,чувственное)создается сознанием,наблюдением,т е до тех пор пока Левин был в состоянии самонаблюдении и самооценки,он не мог хорошо работать,ибо был не опытен в этом труде Но как только потерял самоосознание,оказался в состоянии сущностного единства с мастерами,где нет времени(а значит приращения опыта) нет формы,нет качества.Ибо это НЕТ и есть источник всех качеств форм знанний пространства времени. И нет мастера и ученика,нет мудреца и профана,нет священного и нечистого.. Некоторые считают,и не без основания,что Левин-автопортрет самого графа Толстого.Автобиографичность его во многом очевидна.В любом случае видно по роману,что автор глубоко знал то,о чем писал,ибо всё это было его собственным жизненным опытом
mihail: Мне больше О,Генри ндравится... или Фейхтвангер... шибко хорошо он про пивных алкоголиков пишет... прям про меня и нашу деревню!
Ден: mihail пишет: О,Генри ндравится... или Фейхтвангер... а мне клинопись шумерская...красиво, очень дорого, но ничего непонятно.
Lev Grigorevich: Ден пишет: а мне клинопись шумерская...красиво, очень дорого, но ничего непонятно. что красиво и дорого это да,а вот что не понятно это о каком восприятии идёт речь:сознательном,бессознательном или подсознательном?) На уровне текстового смысла,смысловой метафоры или подсознательного откровения символом?... Вот что об этом пишет Г.Шолем Всеобщая взаимосвязь и символ
Ден: Lev Grigorevich пишет: а вот что не понятно это о каком восприятии идёт речь:сознательном,бессознательном или подсознательном?) Просто шумерский не знаю! Как и все остальные языки планеты, кроме русского.
Lev Grigorevich: mihail пишет: шибко хорошо он про пивных алкоголиков пишет... прям про меня смирился еси зело)) Но я не верю бо еси видал фото в жж,на алхоколика не похож,нет)))
полная версия страницы